- Ваня, Ванечка, - бормотала она, - был бы хоть ты рядом... И рассказывала ему все - что не спала ночью, как болит поясница, что ходила сегодня кормить голубей сайкой, купленной на последние деньги. Обо всем. А он смотрел на нее, молодой, полный жизни офицер и улыбался. Вот так же он улыбался, когда немецкая пуля настигла его и ужалила прямо в сердце. Умирал за свою страну.
Часто, летними погожими деньками, чтобы не сидеть дома, она брала палочку, на которую опиралась при ходьбе, и отправлялась в магазин. Там она покупала горстку карамелек и ковыляла в парк. Сладости покупала не для себя, она давно уже перестала делать что-либо для себя. В парке всегда гуляли молодые мамаши с детьми. Она садилась на скамейку и пыталась говорить с маленькими сорванцами и обязательно протягивала дрожащей рукой замусоленную конфету. Но почти все дети были жестоки. Одни говорили, что от нее плохо пахнет, и убегали в песочницу, другие топали ногами, бросали предложенную сладость на асфальт и кричали ей в лицо «она невкусная». Но она не обижалась. Она привыкла.
Иногда, очень редко, она ездила на дальний рынок. Там можно было купить дешевых круп и немного картофеля. Эти поездки ей давались очень тяжело. Пока она с трудом забиралась в троллейбус, люди начинали недовольно ворчать. Вот, мол, мы на работу опаздываем, а она тут карабкается как черепаха.
Она садилась, наконец, виновато улыбалась и пыталась загладить вину. Хотя вины никакой не было. Она заговаривала с какими-то тетками, но этим раздражала их еще больше. Тогда, опустив голову, она погружалась в свои мысли. Когда подходила кондукторша, она долго-долго считала монетки на старческой ладони. Монетки были липкими от карамелек, которые иногда разворачивались и плавились в кармане. Кондукторше удавалось при этом изобразить на лице такую брезгливость, что, казалось, она берет не деньги, а ядовитую жабу.
Бесконечными вечерами, она, склонившись над чашкой некрепкого чая, думала о старости. Зачем все это? Эта мука, которая совсем не похожа на жизнь. Когда все презирают тебя, отворачиваются, стыдятся. Когда тело становится похожим на сломанную игрушку. Когда каждый день просыпаешь с надеждой, что умрешь сегодня. Как она завидовала порой своему мужу, который смотрел на нее с портрета на стене. И зачем все это? Рождаешься на свет, чтобы получить образование, применить его на благо экономического развития страны, работать всю жизнь, а потом получать мизерную пенсию и «пинки» от молодых, и почить, наконец, в деревянной коробке, которую пьяные могильщики закопают дождливым осенним днем в землю...
Эти мысли не давали ей покоя.
Однажды летом она собиралась в парк, когда услышала в подъезде плач. Кое-как обула тапочки и открыла дверь на площадку. Оказалось, плачет вовсе не ребенок. Это был совсем еще крохотный котенок, который жался к соседней двери и хрипло мяукал. Она протянула дрожащую руку к пушистому комочку и тот, странное дело, не отшатнулся. А наоборот. Она долго гладила его, прежде чем решилась взять домой. Было немного странно, что в этой пустой и тихой квартире появилось живое существо. Она нашла какую-то крышку от трехлитровой банки и налила туда немного молока. Котенок деловито понюхал предложенное, попробовал и тут же вылакал все, вылизав крышку до основания. Потом он, не обращая никакого внимания на нее, плюхнулся на пол и начал вылизывать лапки.
Она вспомнила, что в детстве у нее был такой же точно серый котенок и звали его Мышонком. Странное имя для кота, подумала она, а вслух сказала:
- Будешь Мышонком.
Так они и зажили. Вместо карамелек она стала покупать молоко, размачивала в нем чёрствый хлеб, а котенок уплетал угощение за обе усатые щеки. Она стала улыбаться, наблюдая, как он катает по полу клубок или кружится, пытаясь поймать собственный хвост. Теперь она видела смысл своего существования в том, чтобы заботиться о маленьком Мышонке, на что он отвечал ей своей невероятной ласковостью и не привередливостью. Мышонок рос и постепенно превращался в довольно упитанную Мышь, а она не могла нарадоваться на него. Как-то раз он оцарапал ей руку, прыгнув со шкафа на кровать, а потом зализывал сделанную им же ранку, как бы извиняясь за причиненную боль. Он тоже ее любил. И ему был не важен ее запах, ее беспомощность и неповоротливость.
Наступила зима. Она стала болеть. Кутала ноги в шерстяной плед, пила валакардин и почти перестала выходить на улицу. За окном непрерывно моросил дождь со снегом, она кашляла, лежа лицом к стене на мятой кровати. Она понимала, что еще немного и ее сердце остановится, просто оно очень устало биться. Оно столько выстрадало, столько испытало, что его тихий стук совсем скоро превратится в тишину. И только мысль о Мышонке заставляла ее жить. Кот не давал ей оставаться наедине со своими мыслями. Шли дни, снег начал таять, и солнце чаще заглядывало в запыленное окно ее квартиры. Она стала открывать форточку и подолгу смотрела на грязный снег и лужи во дворе. Она чувствовала, что пришла весна...
...Она умрет, это неизбежно. Но не сейчас. Сейчас она будет жить, потому что сейчас в этом возник хоть какой-то смысл. Пусть этот смысл сводился всего лишь к заботе о несчастном и брошенном животном, забытом, как и она сама. Пусть пройдет еще немного времени и этот смысл исчезнет. Но до тех пор еще есть время и до тех пор она будет Жить...
